Я спрятала бумажку с адресом его матери подальше в свой вещмешок.
Когда Каролина вернулась домой, мы рассказали, что приходил Зигфрид.
Она подошла, взглянула на своих спящих крошек.
– Я же говорила, что он нас любит. Говорила, что он заботится о нас. Он очень добрый, Лена. Он сделал все, что мог, чтобы мы выжили. Для него это было непросто.
Через две недели майор Фальштайн созвал собрание, на котором выступил перед работницами.
– Мы получили приказ закрыть цех пятнадцатого апреля. Все материалы будут перевезены на другие фабрики. Гетто на северо-востоке будет снесено, всех евреев переселят. Придут эшелоны, которые отвезут вас на другие предприятия. Каждой из вас я дам отличные рекомендации. – Он тяжело сглотнул. – Конечно, большими полномочиями я не обладаю, но все же попрошу, чтобы каждую из вас отправили в то место, где ваш талант швеи будет оценен по достоинству. Мне очень жаль. Искренне жаль…
Я могла думать только о детях. Как их защитить? Я уже знала, какая судьба уготована еврейским детям. Знала, что их ждет, когда они покинут эшелон. Той ночью мы собрались в подвале.
– У нас остались считаные дни, – сказала я. – Нужно найти дом для Рахили и Лии.
– Зачем искать им дом? – удивилась Каролина. – Я лучшая швея. Фальштайн даст мне рекомендации. Я заберу девочек с собой туда, куда меня пошлют. Ты тоже поедешь с нами, Лена, будем работать посменно, как здесь. Мы будем все вместе.
– В трудовом лагере тебе не позволят оставить детей.
– И что же мне с ними делать? – Голос ее сорвался.
В ответ я лишь покачала головой.
– О нет! Они не могут забрать моих детей. Я спрячусь с ними здесь, в гетто.
– Они вычистят все гетто. Ты же видела их на перекличке. Они обыщут каждый уголок.
– Подвал они никогда не обыскивали!
– Уверена, что в этот раз ни один уголок не останется без внимания. Кроме того, Каролина, они намерены разрушить гетто. Снести все здания бульдозером.
– Я не позволю им забрать детей! – горячо воскликнула Каролина.
Я достала из вещмешка сложенный лист бумаги.
– Это адрес матери Зигфрида. Он написал ей, чтобы она тебя ждала.
– И что нам с ним делать? Как мне добраться до Баварии?
Я вздохнула:
– У меня есть идея. Ты можешь довериться полковнику Мюллеру, чтобы он отправил тебя с близнецами к матери Зигфрида?
– Нацистскому полковнику? Разумеется, нет! Что за мысль? Нацисты убивают еврейских детей.
– Я полковнику Мюллеру доверяю.
– Почему ты ему доверяешь? Неужели ты думаешь, что он дослужился бы до полковника, если бы дружил с евреями?
– Я не могу сказать почему. Просто доверяю. И думаю, что ты можешь положиться на мое мнение.
Мюриэль подошла к Каролине и обняла ее:
– По-моему, выбор у нас невелик.
Потом мы стояли втроем, обнявшись. И я сказала:
– Завтра вечером я поговорю с полковником.
На следующий день после работы я оставила близнецов с Мюриэль и отправилась к полковнику Мюллеру. Вечер выдался на удивление теплым для весны – площадь повидала множество таких вечеров, когда здесь гуляли немцы. Но стоял апрель 1943 года, и в Хшануве царила тишина. Большинство немцев уехали. В гетто практически никого не осталось. По дороге к дому я не встретила ни души.
Когда я пришла, было уже девять вечера. В гостиной горел свет. Ах, если бы можно было повернуть время вспять! Если бы я могла открыть дверь и вновь оказаться в 1938 году! Я несколько минут постояла на пороге, потом постучала.
Дверь открыла Эльза и недоуменно уставилась на меня. Она держала бокал с мартини и была одета в длинное, в пол, расшитое блестками черное вечернее платье. Ее белокурые волосы были собраны сзади заколкой с жемчугом. Она посмотрела на меня и поморщилась, как будто наступила на слизняка.
– Как я понимаю, ты пришла к моему мужу?
– Да, пожалуйста, если не возражаете.
– Ох, как я рада, что мы возвращаемся из этой польской дыры в Берлин. Жди здесь. – Она развернулась и скрылась в доме, хлопнув дверью.
«Полковника переводят в Германию, – подумала я. – Очень хорошо. Он сможет найти способ отвезти детей в Регенсбург».
Полковник Мюллер вышел на крыльцо, одетый в парадный мундир с погонами и аксельбантами, с рядами медалей и орденов на груди. Он жестом отозвал меня в сторону.
– Ты что здесь делаешь? С ума сошла? Я же сказал тебе не приходить!
– Мне требуется помощь.
– Но я-то что могу?
Я рассказала ему о детях.
– Я думаю, что нас с Каролиной сошлют в трудовой лагерь, а девочки…
Он покачал головой:
– Они там не выживут.
– Именно поэтому необходимо отправить их в Баварию, в Регенсбург.
Он рассмеялся:
– И как я должен это сделать? Через десять дней я уезжаю в Берлин. По-твоему, я могу сделать крюк почти в тысячу километров до Регенсбурга? Может, ты подскажешь, как объяснить это Эльзе? Уверен, она с радостью бросится тебе помогать. Она очень любит еврейских детей.
– Вы наша единственная надежда.
– Прошу тебя… Этот разговор ни к чему не приведет.
– И что же нам делать с малышками?
– Забрать с собой в эшелон.
– Они умрут.
– Да, умрут.
– Если не можете отправить их в Регенсбург, помогите отвезти их к Тарновским.
– К герру фермеру? Хм… Тарновские давно уже выехали в неизвестном направлении. Думаю, они поступили мудро.
И тогда я вспомнила, как пан Тарновский признался мне, что у них есть план. И я могла бы поехать с ними. Но мой поезд давно ушел. Я посмотрела полковнику в глаза.
– Вы обязаны найти способ нам помочь. Я знаю, что вы хороший человек. Вы не такой, как другие немцы.