Я посмотрела на Мюриэль. Она кивнула.
– Я прикрою вас в этот час.
На следующий день я сообщила майору Фальштайну, что Каролина выходит на работу и что она предпочла бы работать ночью. Он обрадовался: возвращалась одна из его лучших швей, к тому же сама просилась поставить ее в ночную смену.
Мюриэль нам сам Бог послал. Она не только помогала с малышками, но и нашла в заброшенных квартирах детские вещи. Принесла несколько распашонок, крошечные розовые трико, детские одеяльца, связанные вручную свитера и два пальтишка. Еще она нашла три детские бутылочки и несколько сосок, чтобы кормить детей, когда Каролина на работе.
– Где ты все это взяла?
Мюриэль улыбнулась, но как-то грустно.
– Люди оставили.
Каролина расплакалась:
– Как же я могу это взять? Их с любовью дарили другим маленьким детям. Детям, которых отправили на вокзал и усадили в эшелоны. Эти вещи принадлежат им.
– Детей здесь больше нет, – утешала ее Мюриэль. – Уверена, родители больше обрадовались бы тому, что ты их забрала, чем если бы нацисты их выбросили.
Каролина кивнула и прижала к себе одежки.
– Уверена, что ты права. Буду относиться к ним бережно, с любовью.
Когда мы дожили до марта, я почувствовала уверенность в сегодняшнем дне. В подвале тепло, у нас достаточно еды, питья, одежды и угля. И мы решили проблему с тем, как позаботиться о малышках днем. В конце концов, как сказал полковник Мюллер, все ради того, чтобы выжить. День за днем. Мы и представить не могли, что с нами случится в ближайший месяц.
Дети Каролины были восхитительными малышками. Я не могла дождаться окончания смены, чтобы вернуться домой и взять на руки Рахиль и Лию. В середине марта им уже исполнилось два с половиной месяца, они быстро росли. Обе так мило улыбались и смотрели вокруг во все глаза. Они лежали на спинке и хватали ленточки, которыми я поигрывала в воздухе.
Я приходила после пересменки, а Мюриэль в это время забавлялась с малышками. Ей не хотелось уходить. Не раз она, свернувшись калачиком, ночевала у нас, только бы побыть рядом с малышками. Представьте, двое младенцев и три женщины в крошечной котельной. Но мы не роптали. Несмотря на весь ужас оккупации, в нашей комнатушке царила радость.
Эти дети были нашими общими детьми. Они принадлежали нам троим. Когда мы на них смотрели – мы видели будущее. И неважно, что происходило вокруг, мы не поддавались отчаянию. Эти близняшки были нашей надеждой, надеждой нашего народа, надеждой Польши. Они были нашими близнецами!
К этому моменту в гетто мало кто оставался. Больше не работали ни магазины для евреев, ни булочные, никто из горожан не заглядывал сюда с товарами с «черного рынка». Нас осталось мало. Не было и сотни швей, чтобы работать в Цеху. Днем на фабрике раздавали еду, но ее хватало не всем. И в рационе явно недоставало витаминов и белка. Недоедание не могло не сказаться на оставшихся в гетто.
Суровые морозы свирепствовали и в марте – безжалостные, неумолимые. На улицах лежал глубокий снег. У многих не было теплой одежды, и только у нас четверых отапливалось жилье. Мы чувствовали вину за то, что у нас есть печь, но того угля, который принес Зигфрид, едва хватало, чтобы отопить очень маленькое помещение. Люди умирали от холода. А если не от голода или холода, то от тифа. И конечно, этого и добивались нацисты.
Вы даже представить не можете, насколько важны были продукты, которые передавал Зигфрид, – этого было достаточно, чтобы противостоять болезням. У нас уже заканчивались запасы угля, но близился апрель, и мы вздохнули с облегчением, что пережили еще одну зиму.
Я возвращалась домой с работы, радуясь предстоящей встрече с близнецами, когда из темного переулка мне навстречу шагнул немецкий солдат.
– Фрау Шейнман, – негромко позвал он.
– Зигфрид! Ты пришел к нам в гости? Каролина сейчас на работе, но Мюриэль с малышками дома. Рахиль с Лией хотят поблагодарить тебя за молоко, еду и уголь.
Он оставался серьезен.
– Я только что получил приказ. Десять минут назад. Меня посылают в Украину. Поезд скоро отходит.
Он достал из кармана клочок бумаги:
– Вот адрес моей матери. Она живет на ферме в нескольких километрах от Регенсбурга в Баварии. Я уже написал ей, рассказал, что женился на Каролине. Написал, что моя жена приедет к ней, только не знаю когда. Написал, что мы хотим жить с ней на ферме. Надеюсь, что мое письмо дойдет, но война… Передайте Каролине, что если я погибну, то она должна поехать к моей матери и сказать, что мы поженились. Теперь они моя семья.
Он повернулся, чтобы уйти, но я положила руку ему на плечо.
– Зайди, попрощайся с Мюриэль и малышками, которые выжили благодаря тебе. Они такие красивые.
Зигфрид покачал головой:
– Не могу.
Я потянула его за рукав:
– Нет, можешь.
Мы вошли в гетто и спустились в подвал, где Мюриэль качала на руках малышек. Сначала Зигфрид смущался, но, когда Мюриэль передала ему дочек, ахнул, на глаза его навернулись слезы.
– Красавицы!
– Они живы только благодаря тебе, Зигфрид, – сказала Мюриэль. – Они красивые и здоровые только потому, что о них заботился немецкий солдат.
Он что-то пытался сказать, но из-за рыданий ничего расслышать было нельзя. Единственное, что я поняла: «Черт побери эту безбожную войну!» Он прижал к себе малышек и сел на кровать.
– Кто из них кто? – спросил он.
– Это – Рахиль, а это – Лия.
Зигфрид поцеловал дочек:
– Прощай, Рахиль. Прощай, Лия. Надеюсь, мы скоро увидимся.
Он передал детей Мюриэль и поспешно вышел из комнаты. Тогда я видела Зигфрида в последний раз.