Исчезнувшие близнецы - Страница 39

К оглавлению

– Ступай на свое рабочее место. Возможно, скоро что-то изменится. Я скажу, если ты сможешь помочь.

Я улыбнулась и поцеловала его в щеку:

– Спасибо тебе.

Так я впервые поцеловала Давида, и этот поцелуй был коротким.

Кэтрин удивленно приподняла брови и сдержанно улыбнулась.

– На сегодня довольно, – сказала Лена.

Глава шестнадцатая

– Кэт, – сказала Глэдис, – звонит какой-то мужчина из Иллинойского департамента по делам пожилых людей. Он не говорит, по какому вопросу.

– Думаю, я знаю, Глэдис. Соедини нас.

– Адвокат Локхарт, это агент Форрестер. Я провожу расследование для Иллинойского департамента по делам пожилых людей. Мы получили сигнал о предполагаемом ущемлении прав некой Лены Вудвард, проживающей на Ист-Пирсон-стрит, 460. Я приехал по адресу, чтобы лично во всем убедиться, но миссис Вудвард отказывается разговаривать без своего адвоката. Она имеет в виду вас.

– Очень разумно с ее стороны, – ответила Кэтрин. – Если бы все мои клиенты были такими здравомыслящими… Кто вам сообщил об ущемлении прав?

– Вы же адвокат и должны понимать, что на этот вопрос я ответить не могу. По закону личность человека, который сообщает об ущемлении прав пожилых людей, не подлежит разглашению.

– О каком ущемлении идет речь?

– Мадам, я просто выполняю свою работу, и в мои обязанности входит личная встреча с предполагаемой жертвой. Если мне будут препятствовать в проведении расследования, придется вызвать полицию. И по Закону о защите прав лиц пожилого возраста любые помехи в проведении мною расследования квалифицируются как преступление.

– А кто чинит вам препятствия?

– Мадам, если миссис Вудвард в течение пятнадцати минут не впустит меня в дом, я вынужден буду доложить в Департамент, а далее последуют соответствующие меры, вплоть до безотлагательного помещения под надзор – в интересах безопасности самого потерпевшего. Честно говоря, единственное, чего я хочу, – это лично оценить ситуацию, а Лена Вудвард не хочет разговаривать без вас. Мы могли бы встретиться?

– Разумеется, через пятнадцать минут я буду у нее.

* * *

Крупный афроамериканец в коричневой спортивной куртке, белой рубашке и галстуке в коричнево-оранжевую полоску сидел в кожаном кресле в холле дома Лены, когда приехала Кэтрин. Он встал, когда она вошла, и схватил свой черный портфель.

– Миссис Локхарт?

Кэтрин кивнула:

– Дайте мне несколько минут переговорить с Леной, и мы вас пригласим.

Он вздохнул:

– Откровенно говоря, мне нужно увидеть все как есть. Я должен указать на условия, в которых она живет, окружение…

– А что, по-вашему, может измениться за пять минут, мистер Форрестер?

Он вздохнул и вновь сел:

– Я вынужден буду отразить это в отчете.

– И чего мне ожидать от этой личной встречи? – поинтересовалась Лена у Кэтрин.

– Уверена, что это обычное посещение на дому. Он получил сигнал об ущемлении прав пожилого человека и хочет понять, требует ли ситуация немедленного вмешательства – угрожает ли что-то вашему здоровью или безопасности. Он задаст пару вопросов, осмотрит квартиру, чтобы удостовериться, что у вас приемлемые жилищные условия, а потом доложит своему начальству.

– Подобное вторжение меня совершенно не радует. Не хочу, чтобы какой-то чинуша изучал мою жизнь под лупой. Какое право имеет абсолютно незнакомый человек вторгаться в мой мир и о чем-то судить, решать, приемлемые у меня жилищные условия или нет?

– Я понимаю, что вы не в восторге, но не следует давать ему повод раздуть дело. Просто вежливо и прямо отвечайте на вопросы. Не стоит его дразнить. Он просто выполняет свою работу.

Агент Форрестер вошел в квартиру Лены, огляделся и присвистнул. Огромные, от пола до потолка, окна выходили на озеро Мичиган – как будто живой пейзаж был помещен в рамку, словно картина на стене. Форрестер шагнул из коридора на мягкий, приглушенного голубого цвета ковер и осмотрел обстановку. Массивный мебельный гарнитур в изысканном французском провинциальном стиле: бело-розовые резные стулья, стеганые оттоманки и кресла, диван с тремя подушками, накрытый светлым льняным покрывалом в центре гостиной. Свежие цветы в хрустальных вазах украшали столики по бокам. Форрестер вдруг остановился и уставился на картину маслом над столиком у дивана. Оригинал, подписанный автором.

– Это же…

– Да, Марк Шагал. Я приобрела его на аукционе в Лионе.

– Ничего себе! Когда я сегодня утром получил задание… Я хочу сказать, что обычно я хожу… – Он запнулся.

– Обычно вы ходите… – повторила Лена, подаваясь вперед и приподнимая брови в ожидании того, как Форрестер закончит свою неловкую прелюдию.

– Понимаете, Шагала на стенах я обычно не вижу.

– Шагал мне близок, – пояснила Лена. – Мы с ним во многом похожи. Именно эта картина пробуждает воспоминания из моего детства. Он был…

– Знаю, обычным евреем из маленького городка в Беларуси. Отец его торговал рыбой.

Лена с улыбкой кивнула. Лицо ее просветлело.

– А у моего был магазинчик в Хшануве, в Польше. Шагалу повезло, что ассоциация художников Америки тайно переправила его из Франции еще до прихода Гитлера. Моей семье так не повезло.

Форрестер стоял у картины, словно у алтаря. В восхищении.

– Я люблю Шагала. Наверняка вы видели плафон в Парижской опере.

– Вы имеете в виду Пале-Гарнье? Ведь теперь здание Парижской оперы – это ужасное сооружение из стали, Опера Бастилия.

– Полностью с вами согласен! Это новое здание просто отвратительно. Оно могло бы стоять в Хьюстоне или Финиксе. Но никак не в Париже. Разумеется, я имею в виду Гарнье.