Исчезнувшие близнецы - Страница 92

Прибыв в Рогозницу, они с Агнессой арендовали машину и поехали обратно, останавливаясь в отмеченных местах, чтобы осмотреться. Значительную часть пути вокруг них были леса. Лиам точно знал, что детей выбросили не в лес, поэтому запасные пути в этих местах тут же были вычеркнуты из списка.

В итоге количество запасных путей в полях, похожих на те, о которых рассказывала Лена, где могли быть оставлены дети, сократилось до четырех. Лишь четыре места, в которых люди могли бы обнаружить брошенного ребенка. В каждом из четырех мест Лиам с Агнессой останавливались, стучались в двери и задавали вопросы. Как долго тут живет ваша семья? А вы знаете фамилию тех, кто жил здесь в 1943 году? Вы когда-нибудь слышали историю о том, что в поле у железнодорожного полотна был найден ребенок? Остался кто-нибудь, кто знает, что происходило тут в 1943 году?

В Доманюве, сельском административном округе, который назывался гмина Доманюв, они попали прямо в яблочко. Один старик, начальник местной почты, закивал головой.

– Были две маленькие девочки, а не одна. Первую нашли вон там. – Он указал на юг, на рельсы. – Вторую во-он там. – Он указал на север.

Сердце Лиама бешено колотилось в груди.

– Малышки… они были живы?

Старик кивнул:

– Да, обе. Никто не знал, откуда они, но мы решили, что они выпали из поезда. Во время войны случались ужасные вещи. – Он чуть подался вперед. – Особенно с евреями, как вам известно.

Лиам кивнул. Он прекрасно это знал.

– Они были аккуратно завернуты в теплые одеяльца. К подгузникам даже был приколот адрес – это где-то в середине Германии. Никто во время войны не собирался везти детей за сотни километров в Германию. Нет, пан.

– И что произошло? Кто вырастил детей?

– Детей нашла Эня Волчик, но она не стала их оставлять. Возраст не позволял. Она поспрашивала вокруг, но была война… трудно было найти семью, которая взяла бы на себя ответственность воспитывать двух малышек.

– И как Эня поступила с детьми?

– Точно не знаю. Помню одно, что в Доманюве они не остались.

Лиам вздохнул:

– А как же нам узнать, что с ними стало?

Старик пожал плечами:

– Эня уже давно упокоилась. И дочь ее умерла. Не знаю.

– Если я напишу небольшое объявление с просьбой, если кто-то располагает информацией о двух малышках, которых в 1943 году нашла Эня Волчик, позвонить по указанному телефону, вы позволите повесить его на почте?

– Разумеется. С радостью помогу.

Лиам повернулся к Агнессе:

– Вы не могли бы написать такое объявление? А внизу прикрепите пару моих карточек.

Позже он передал старику объявление со словами:

– Я высоко ценю вашу помощь. Вы даже представить не можете, как обрадуется одна женщина в Чикаго. Этих малышек родила ее близкая подруга, девушка по имени Каролина. Она вздохнет с облегчением, узнав, что малышки выжили.

– Каролина? Я рад помочь. Если кто-то что-либо вспомнит, я обязательно с вами свяжусь.

– И еще одно. Поблизости нет сиротского приюта?

Старик кивнул:

– Кажется, есть один. При церкви во Вроцлаве. Примерно час на машине на восток. А мысль неплохая. Очень здравая мысль.

* * *

В одном из помещений двухсотлетней готической церкви сестра Мария показала картотеку и кипы блокнотов.

– Во время войны многих еврейских детей прятали в сиротских приютах, – пояснила она на свободном английском. – Наш не исключение. И должна добавить, что сестры церкви Святого Франциска рисковали головой. Время от времени сюда врывались эсэсовцы и требовали документы. Они хотели знать родителей всех наших воспитанников. Мы подделывали документы, подделывали свидетельства о рождении для каждого еврейского ребенка, которого здесь приютили. Подросшим детям давали христианское имя и велели никогда и никому не называть свое еврейское. Иногда нам удавалось отдать детей в польскую семью. В конце войны оставшихся еврейских детей отослали в лагерь переселенных лиц. Записи за 1943 год у меня вот здесь.

Она полистала учетные карточки и покачала головой:

– Не вижу, чтобы принимали близнецов. Были девочки, особенно в 1942 и 1943 годах, когда расселяли гетто, но нигде ни слова о близнецах. Разумеется, я тогда здесь не работала, поэтому не знаю всех историй. И хотя нас учили никогда не лгать, – она подмигнула, – в учетных карточках не всегда написана правда.

– Это случилось в середине апреля, – уточнил Лиам. – Скорее всего, их привезла сюда Эня Волчик из Доманюва. Она не еврейка.

Сестра Мария кивнула и вновь пролистала карточки.

– Да, были две девочки. Их принесли в апреле 1943 года. Здесь записано, что принесла их не мать.

– Точно они! – воскликнул Лиам.

Сестра Мария покачала головой:

– Они не близнецы.

– Откуда вы знаете?

– Одной было пять месяцев, второй – всего три.

– У вас указано, кто удочерил девочек?

– Разумеется.

– Я могу узнать их имена?

– Конечно же нет! Это запрещено правилами усыновления и польским законом об усыновлении.

Лиам чуть наклонился вперед, сложил руки на столе, как поступал во время бесед, и спросил:

– Сестра, я могу рассказать вам историю женщины, которая меня наняла? – Когда он закончил рассказ о Лене, то добавил: – Я нутром чую, что эти малышки – действительно близнецы, и когда церковь выдавала им фальшивые удостоверения, то записали, что они из разных семей и разного возраста. Лена Шейнман пообещала их матери найти девочек. Что случится, если мы немножко нарушим правила? Маловероятно, что Лена как-то повлияет на их воспитание или навредит отношениям с их приемными родителями. Если эти женщины живы – им сейчас по семьдесят два года.