– Отдыхаем, – ответила я. – У нас двое младенцев, мы пытаемся остаться в живых.
– Бежите от нацистов?
– Да, пан, бежим.
– Они тут повсюду, надо быть осторожнее. Они схватят вас и убьют.
– Да, пан, мы знаем.
– Оставайтесь пока здесь, я принесу вам завтрак. А потом идите восвояси.
– Спасибо, пан. Да благословит вас Господь!
Старик и его жена, дородная женщина в цветастом халате и с широкой улыбкой, принесли нам омлет, сыр и три стакана молока.
– Позвольте посмотреть на малышек, – попросила она. – Я слышала, как они всю ночь плакали. – Каролина передала ей Лию, и женщина принялась баюкать малышку. – Бог мой, какая красавица! Совсем как моя Ева.
– Мы бы хотели, чтобы вы остались, – сказал фермер, – но немцы постоянно сюда наведываются и убьют нас, если мы вас приютим.
– Мы все понимаем и благодарим вас за щедрое угощение. Мы пойдем дальше.
Они собрали нам немного еды, и мы пошли своей дорогой, по-прежнему держась подальше от людских глаз. Через два-три километра мы набрели на еще одну ферму. Во дворе ходили куры, на выпасе – дойная корова. Худая женщина средних лет со всклокоченными рыжими волосами возделывала огород. Она поманила нас к себе.
– Куда идете?
– Сами не знаем. Подальше от Хшанува.
– Что ж, вы вот-вот дойдете до Олькуша. Уже рукой подать.
– А немцы?
Женщина покачала головой:
– Немного, но есть. Вы выглядите уставшими. Давно в пути?
– Да. Идем из самого Хшанува, – ответила Каролина.
– Вы завтракали?
– Да, спасибо. Ваши добрые соседи ниже по дороге позволили нам переночевать в сарае и покормили.
– Наверное, это Клоские. Ну что же, проходите, пусть ноги отдохнут.
Она завела нас в кухню, достала кувшин молока, печенье и сказала:
– Мне надо по делам сбегать. А вы чувствуйте себя как дома. Я скоро вернусь.
Она села в телегу, дернула поводья и уехала. Мы сидели в кухне и пили молоко, благодарные хозяйке за гостеприимство. Через четверть часа к дому подкатил грузовик с брезентовым верхом. Четверо солдат с оружием выскочили из него, вбежали в дом и закричали:
– Herauskommen, herauskommen!
Каролина расплакалась.
Когда нацисты выводили нас из дома, женщина расплылась в злой беззубой улыбке.
– Вас отправят туда, где вам место, чтоб вы и на километр к дому приличных людей не приближались. – Потом она крикнула солдатам: – И не забудьте забрать Клоских! Они помогали этим мерзавкам.
Нас затолкали в кузов. Мы были слишком подавлены и жалели, что доверились этой женщине. Каролина устроилась у одного борта машины с Рахилью на руках. Я – у другого с Лией. Мюриэль сидела рядом с невозмутимым нацистом, который держал оружие наизготовку. Он смотрел прямо перед собой, лицо его ничего не выражало, как будто солдат был сделан из пластмассы. Когда мы проезжали мимо Клоских, я заметила немецкий грузовик у дома. Доброта их погубила.
За час мы преодолели расстояние, которое прошли за два дня. Нас привезли в Хшанув, на городскую площадь, куда согнали всех оставшихся в городе евреев.
На площади царил хаос: там собралось больше тысячи человек. И все с вещами. Люди стояли, вцепившись в детей, чемоданы, коробки, кто-то даже принес свои пожитки завязанными в простыню. Вооруженные солдаты с грозно рычащими и лающими собаками подгоняли людей дубинками и прикладами. Были тут и эсэсовцы в длинных шинелях, а за всем происходящим наблюдали хладнокровные гестаповцы в кожаных плащах.
Прозвучал приказ по мегафону:
– Выстроиться в шеренгу по пять человек. Найдите свою фамилию в списке. Тем, кто указан в первом эшелоне, собраться в дальнем, южном конце площади. Тем, кто во втором, – в северном. Это последнее переселение из Хшанува. Вас повезут в новые трудовые лагеря. Там лучше и намного чище, чем в этом вонючем гетто, где вы жили. Всем будет дана возможность трудиться и заработать себе свободу. Все, кто будет трудиться, получат хорошее питание и уход, будут жить в достойных условиях. Сверяйтесь со списками, находите свою фамилию и стройтесь!
Приказ повторяли снова и снова.
Мы подошли к доске с объявлениями. Моя фамилия стояла в списке во второй эшелон. Я посмотрела в северный конец площади и узнала многих швей из Цеха. Этот эшелон явно направлялся на другую швейную фабрику. Но фамилии Каролины и Мюриэль значились в списке в первый эшелон. Я посмотрела в южный конец площади, увидела много стариков, детей и людей, выглядевших слабыми и больными, и сразу поняла, что первый эшелон отправится в Освенцим.
Я испугалась. Как мои подруги могли оказаться в первом эшелоне? Они же молодые и здоровые. Как они могут отправиться в Освенцим? Мы переглянулись, я расплакалась. Этого не должно было случиться!
Когда подошел длинный состав с товарными вагонами кирпичного цвета, солдаты начали строить собравшихся в ряд. Мегафоны приказывали тем, кто едет в первом эшелоне, выйти вперед.
– Это какая-то ошибка, – сказала я.
Мюриэль нежно, но печально улыбнулась. Она понимала, что происходит.
– Мы с Каролиной в первом эшелоне. А ты оставайся со своей группой. Не волнуйся за нас. Все будет хорошо.
– Нет-нет! – плакала я. – Майор Фальштайн обещал… Нужно кому-то сказать. Вы должны ехать на север. Вы не должны быть в этом эшелоне!
Каролина обняла меня:
– Мы, черт побери, хотя бы попытались, верно, Лена? Я искренне думала, что удастся сбежать. И нам это почти удалось. – Она задумчиво посмотрела на меня и улыбнулась. – Знаешь, когда мы сидели на кухне у этой женщины, все втроем и с нашими малышками, я подумала: «Как же мне повезло! Я нашла двух лучших подруг, и мы все останемся в живых после этого кошмара. С нами все будет хорошо». И это ощущение, Лена, ощущение свободы, пусть и на один день, того стоило! Моя душа ликовала. Спасибо, Лена. Спасибо за все. – Каролина поцеловала меня. – А сейчас тебе пора уходить. Нас будут сажать в вагоны.