Наступил еще один теплый, солнечный день. Наш поезд опять остановился на запасном пути. Каролина как раз кормила близнецов, когда пожилая женщина, худющая и нечесаная, остановилась рядом с нами и покачала головой.
– Я уже была в Гросс-Розене, – скрипучим голосом сказала она. – До того как меня перевели в Цех, я работала в Гросс-Розене. Там жизнь не малина, скажу я вам. С женщинами обращаются, как с рабами. Хуже, чем с рабами. Мы спали вчетвером на деревянном настиле, на который бросили немного соломы. Дважды в день – суп. Один раз давали хлеб. – Она ткнула пальцем в малышек. – Ты же понимаешь, что детей они не позволят оставить. Там нет детей.
– Довольно! – оборвала ее Мюриэль.
Но старуха и не думала останавливаться.
– СС… Как только ты приедешь, эсэсовцы отберут у тебя детей. Там ни у кого нет детей.
Мюриэль встала:
– Я сказала: довольно! Идите своей дорогой!
Старуха заговорила громче. Голос ее стал писклявым, высоким.
– Они убьют малюток. Я уже видела, как они убивали. Эти малышки уже мертвы.
Каролина уставилась на нее, схватила близнецов и прижала к груди.
Мюриэль шагнула в проход:
– Я же сказала: ступайте своей дорогой!
Старуха покачала головой и направилась в конец вагона, но, сделав несколько шагов, обернулась:
– Я видела их. СС. Я знаю. Эти малышки… Они уже мертвы.
– Не слушай ее, – прошептала я. – Это всего лишь безумная старуха. Мы не должны отчаиваться.
Каролина смотрела на своих крошек.
– Она права, – негромко сказала она и подняла на меня взгляд. – Она права. Они обречены. Они уже мертвы.
– Прекрати говорить ерунду!
Губы у Каролины задрожали, на глаза навернулись слезы, и она словно впала в ступор. Я взяла девочек у нее из рук и подозвала Мюриэль.
– Каролина, – громко сказала Мюриэль, – посмотри на меня. Мы должны заботиться о наших малышках. Не слушай эту старуху. Мы уже столько пережили, верно?
Каролина сидела, откинувшись на спинку, ни на что не реагировала, смотрела в окно и дрожала. Мюриэль присела рядом и обняла ее за плечи.
– Поговори со мной, Каролина.
Но та не отвечала.
Мюриэль посмотрела на меня и покачала головой.
– Дадим ей время. Она отойдет.
Поезд дернулся, мы вернулись на главный путь и со скоростью черепахи двинулись дальше по сельским районам Польши. Поля по обеим сторонам были испещрены зеленью и золотом – это пробивались новые стебельки, пуская ростки сквозь пожухлую прошлогоднюю траву. Изредка мы видели вдалеке деревеньку, а иногда медленно проезжали около нее. Каролина сидела словно в тумане, безучастная ко всему. Время от времени она что-то бормотала. Мне показалось, что я расслышала «Мадлен», и гадала, что заставило ее вспомнить в такой момент о своей собаке.
Часа через два-три, в полуденную жару, сразу после того, как мы вновь двинулись по основному пути, Каролина посмотрела на меня и потянулась за Лией. Мы сидели у окна лицом друг к другу. Я обрадовалась, что она хоть немного ожила.
– Наша радость! – передавая ей дочь, приговаривала я.
Рахиль осталась у меня, я продолжала баюкать малышку.
Каролина наклонилась ко мне:
– Я не позволю убить наших малышек! Я спасу их, Лена. Мне нужна твоя помощь.
Я забеспокоилась: у нее явно помутилось в голове.
– Что ты задумала?
– Где листок с адресом матери Зигфрида?
Я полезла в вещмешок.
– Вот он.
– Дай его мне. У тебя есть чем писать?
Я покачала головой. Она оторвала чистый клочок от бумажки, на которой писал Зигфрид, вытащила булавку из Лииного подгузника, проколола себе палец и кровью написала адрес на оторванном клочке.
– Держи, – велела она мне. – Приколи эту бумажку к подгузнику Рахиль.
Я развернула одеяльце, в которое мы запеленали малышку, и сделала, как было велено, а Каролина приколола адрес матери Зигфрида к Лииному подгузнику. И мы снова завернули близняшек в одеяльца. Я понятия не имела, что она надумала. Кто должен был отвезти малышек по указанному Зигфридом адресу? Я попробовала расспросить Каролину:
– А кто повезет близняшек…
– Тсс… – велела она.
Мы опять остановились на запасном пути. Мимо пронесся скорый, и наш поезд задрожал так, что зазвенели стекла. Каролина смотрела в окно, пока мы не вернулись с запасного пути на главный, потом неожиданно поднялась.
– Прости меня, Господи! – с надрывом выкрикнула она и бросила Лию через окно в поле. – Прощай, мое сокровище! – Потом посмотрела на меня. – Бросай Рахиль. Немедленно!
Я взглянула на малышку. Такие чистые, невинные глазки. Такая красивая. Доверчивая. В эту секунду мы встретились с Рахилью глазами и она улыбнулась. Сердце мое разрывалось.
– Нет, не могу.
– Мы не позволим им убить ее, Лена. Бросай Рахиль как можно дальше! Бросай!
– Не могу! Я… не могу!
Каролина, словно безумная, рванулась ко мне.
– Бросай ее! – что есть мочи закричала она. – Немедленно! Бросай Рахиль! Это ее единственный шанс!
Я вскочила и бросила Рахиль как можно дальше. Я видела, как ветер подхватил ее крошечное тельце и понес в поле. Потрясенная тем, что натворила, я села и разрыдалась. Каролина обняла меня и прижала к себе, до боли впившись ногтями мне в кожу.
– Они обязательно выживут, Лена. Они не умрут! Ты слышишь меня?
Я кивнула.
– Когда закончится война и нас освободят, мы вернемся и найдем их. Поняла?
Я кивнула. Я поверить не могла в то, что мы только что сделали. Наши красавицы малышки…
– Если у меня не получится, Лена, обещай, что ты вернешься и найдешь детей.
Я сглотнула стоявший в горле ком.
– Пообещай мне! – крикнула Каролина и встряхнула меня за плечи.