Исчезнувшие близнецы - Страница 59

К оглавлению

– Ты можешь забрать нас с собой?

– Ты имеешь в виду себя и Каролину?

– Разумеется.

Он немного подумал, потом сказал:

– Я мог бы выучить тебя на мастера и взять с собой. Но без Каролины.

Я кивнула:

– Ладно. О ней позаботится Зигфрид. Он собирается жениться и забрать ее к своим родителям на ферму в Баварии.

Давид покачал головой:

– Ты шутишь?

– Почему?

– Мы в войне. Зигфрид недавно мобилизован, он рядовой пехоты. Каким образом он собирается взять Каролину в жены и отправиться в Баварию? Он приписан здесь. Его могут послать куда угодно. У Германии почти четыре миллиона солдат воюют на Восточном фронте. Каждый пехотинец, с которым я общался, боится, что завтра его отправят на фронт. У Зигфрида нет ни звания, ни заслуг.

– Он пообещал, что, как только представится возможность, он отвезет ее к матери. Каролина поживет там, пока война не закончится.

– Я очень хочу, чтобы этот план сработал, но я настроен скептически. – Давид поцеловал меня. – Но ты… Я не хочу тебя терять. Я научу тебя и попытаюсь увезти с собой.

– А что делает мастер?

Он улыбнулся:

– Все, что я скажу.

– Что именно? Я же не знаю, понравится ли мне эта работа.

Лена замолчала, глубоко вздохнула:

– Смешно, но среди всех ужасов оккупации мы находили время быть счастливыми. Жизнь может быть прекрасной, а лежать рядом с Давидом – истинное блаженство. Я знала, что он пойдет на все, чтобы меня защитить. Я была уверена: мы выживем и будем вместе всегда.

– Но…

– Его отослали через неделю. Нежданно-негаданно. Я пришла на работу, и всем работникам представили нового управляющего – немецкого офицера. Зигфрид сказал Каролине, что Давида перевели куда-то вглубь Германии. Я была просто раздавлена. У нас даже не было возможности попрощаться.

– Должно быть, это было ужасно. Вы так сблизились…

– Этой ночью мы были вместе, а назавтра нас разлучили. Я не знала, увидимся ли мы снова. Куда бы ты ни повернулся, война бьет тебя по лицу. Мой защитник, мой любимый уехал, и я понятия не имела, что будет с моей ролью связной. Я решила повидаться с полковником.

У меня не было ни наряда на шинели, ни письменного разрешения покидать гетто. Я не могла взять, как раньше, тележку с шинелями. Если меня остановят по дороге, оправданий я не найду. Но я все равно пошла.

Я постучала. Открыла дочь полковника. Она обернулась и закричала:

– Папочка, опять пришла та девушка со швейной фабрики!

Вышел озадаченный полковник Мюллер. Мы стояли на крыльце.

– Ты что здесь делаешь?

– Давида отослали.

– Я знаю. Его перевели в Гросс-Розен. Там ткацкая фабрика.

– Когда он вернется?

Полковник покачал головой:

– Никто не планирует возвращать его назад.

– А как же Цех?

– Теперь там за главного майор Фальштайн. Уверен, ты его уже видела. Но это неважно. Через восемь месяцев фабрику закроют.

Меня как будто несколько раз ударили под дых. Один удар за другим.

– А как же сеть?

– Ты забыла, что тебе о ней ничего не известно?

У меня закружилась голова.

– Я хочу, чтобы меня перевели в Гросс-Розен. Вы можете это устроить?

Он покачал головой:

– Ты не можешь туда ехать, там концентрационный лагерь. Условия ужасные.

– Они ужасные и в Хшануве.

– В Гросс-Розен условия намного хуже. А теперь ступай домой, маленькая путешественница. Как можно дольше оставайся в Хшануве. Выживи. Делай все ради того, чтобы выжить.

Полковник Мюллер зашел в дом, принес мне разрешение для пребывания на улице в этот поздний час и велел больше сюда не приходить. Он не стал объяснять почему.

Глава двадцать шестая

Прошло лето, и вернулись морозные осенние ночи. Жизнь в Цеху продолжалась, но все вокруг в гетто постепенно сворачивалось. Каждую неделю на столбах вывешивали списки семей на депортацию. Им надлежало явиться на площадь с чемоданами. В назначенный день немецкие солдаты с собаками проводили перекличку и конвоировали собравшихся на вокзал для так называемого «переселения». Какие-то поезда ехали на север в трудовые лагеря в Маутхаузен и Гросс-Розен, но осенью все больше поездов отправлялись в Освенцим. Я с ужасом наблюдала, как отправляли семьи с маленькими детьми, из тайных донесений зная, что по приезде они будут разлучены и обречены на смерть. В Освенциме могли надеяться выжить только подростки старше четырнадцати лет.

К ноябрю Каролина стала толстой, как слониха. Майор Фальштайн смотрел на нее и качал головой. Зигфрид замолвил за нее словечко, уверяя, что она шьет намного лучше многих девушек. Прежде всего имела значение именно производительность: если у тебя высокая производительность, ты остаешься; если производительность падает, тебя депортируют. Из-за депортации количество швей значительно уменьшилось, и майору были просто необходимы хорошие работницы. Поэтому у Каролины была работа, пока она могла сидеть за швейной машинкой.

Без Давида новости о войне оставались на уровне разрозненных слухов, большей частью неправдивых: англичане заняли Францию, Берлин бомбят, Гитлер умер… В общем, всякая чушь. Благодаря Зигфриду мы слышали и нацистскую пропаганду: немецкие войска уже под Москвой, Америка сдалась на милость Японии, Лондон разбомбили до основания… В Хшануве, будучи отрезанными от остального мира, мы находились в информационном вакууме.

Один день плавно перетекал в другой. Мы продолжали заниматься обыденными делами, даже несмотря на то, что судьба гетто казалась предрешенной: всех евреев должны были переселить. К декабрю больше половины населения гетто уже упаковало вещи и отправилось на поездах в другие лагеря. Мне сказали, что через несколько недель закроется и Цех, а производство шинелей и военной формы будет перенесено в трудовые лагеря. В этом была логика. В Хшануве рабочие до сих пор получали зарплату, даже евреи. Но фабрика, на которой платили зарплату, не могла конкурировать с концентрационным лагерем, где использовалась рабская сила. Экономика производства 101.