Исчезнувшие близнецы - Страница 45

– Готова прыгать в полымя? – спросил он.

– Готова. – Меня так и распирало от восторга.

Он развернул бумажный пакет и достал пару обуви – коричневые полуботинки на шнурках, как у рабочих, с закругленными носами и обтянутыми кожей каблуками. Не знаю, как сейчас называются такие туфли, я давно их не встречала. Если посмотреть на фотографии сороковых годов, можно увидеть подобные у американского вокального трио «Сестры Эндрюс». Туфли были несколько великоваты.

– Тридцать девятый размер? – спросил Ян.

– Откуда вы узнали? – удивилась я и оглянулась на улыбающегося Давида.

Ян протянул мне туфли. Я повертела их в руках. Туфли были красивые и совершенно не ношеные, но при этом потертые, чтобы не бросалось в глаза, что они новые. Скажите на милость, откуда еврейская девушка в гетто могла взять новую пару кожаных туфель?

– Это мне за то, что я буду тайным агентом? – спросила я.

– Примеряй, – велел Ян.

Я обулась, туфли пришлись впору.

– Как раз. Очень удобные.

– Не жмут?

– Нет. А должны?

– Немного. Снимай.

Я протянула туфли Яну.

– Смотри.

Он отодрал стельку и внутреннюю прокладку. Под ними оказались три сложенных листа бумаги. Если в двух туфлях – всего шесть листов. Я видела, что они исписаны от руки, но их содержимого мне Ян не пересказывал.

– Ты не должна ни при каких обстоятельствах читать эти донесения, Лена. В них содержится информация о лагере и наших людях. Поэтому если тебя даже замучают до смерти, ты не сможешь рассказать, что же там написано.

– Звучит жизнеутверждающе, – заметила я.

Давид засмеялся. Я никогда не теряла чувства юмора. Ян даже не улыбнулся, но я не обиделась.

– Сегодня вечером ты должна будешь доставить шинели нашему связному, – проинструктировал меня Ян. – Когда останешься с ним наедине, отдашь бумаги из туфель. Если тебя остановят, могут обыскать, прощупать каждый шов, но не думаю, что они догадаются заглянуть в твои туфли.

– А где я должна взять эти шинели?

– Ты же работаешь в швейном цеху, – ответил Давид.

– Но мы шьем шинели для нацистов. – И тут меня осенило. – Мой связной – нацист? Кто-то из нацистов должен передать эти донесения Черчиллю?

– Тебя это беспокоит? – спросил Ян.

– Нет. По-моему, это ирония судьбы.

– Вот и отлично. Давид упакует шинели, погрузит на тачку, а ты повезешь их к нашему связному сегодня вечером.

– Сегодня вечером? Так быстро? И куда мне идти?

– Улица Костюшко, 1403. Красный кирпичный дом.

Я замерла как вкопанная.

– В чем дело? – заволновался Давид.

– Это мой дом.

– Вот и хорошо, – ответил Ян. – Значит, ты знаешь, как туда добраться. А поскольку ты когда-то училась в школе, скорее всего, тебе известны все неприметные обходные пути к дому. Очень удачно.

– И кто… кто та нацистская свинья, что теперь живет в моем доме?

Давид положил руку мне на плечо.

– Наш старый друг. Полковник Мюллер.

– Нацистский полковник, который живет в моем доме, и есть наш связной?

Давид кивнул:

– Полковник Мюллер – наш связной.

– Но когда я пряталась на чердаке, я слышала, что говорила его жена: «Я не притронусь к одежде еврейки. Нужно продезинфицировать туалеты». Она яростная антисемитка.

– Возможно, это была игра, – предположил Ян.

– Возможно? Возможно, это была игра?

– А может быть, и нет. Поэтому с женой не разговаривай, только с полковником Мюллером. А теперь готовься к вечеру. Он тебя ждет.

По сдержанному тону, которым Ян меня инструктировал, я поняла, что являюсь всего лишь еще одним солдатом, оружием войны, подвернувшимся под руку. Меня просто используют. Если меня пустят в расход, найдется кто-нибудь другой.

– Я готова, – отсалютовала я.

Кэтрин отложила блокнот и вздохнула:

– На сегодня достаточно. Вы же знаете, что завтра на утро назначено слушание по вашему делу. Я буду просить у суда время, чтобы представить наш ответ на иск Артура. И вечером мне надо подготовиться к слушанию.

– Вы думаете, что судья удовлетворит ваше ходатайство? Даст нам необходимое время?

Кэтрин кивнула:

– Разумеется. Это рутинная процедура. Уверена, что у нас будет время, но я не знаю, как много. Я просила тридцать дней. – Она проводила Лену до двери и сказала: – Простите, что усомнилась в вашей истории. Сегодня мне что-то не по себе.

Лена улыбнулась:

– Спишем все на боли в спине. Когда я ходила беременная Артуром, у меня часто болела поясница. – Она помолчала. – Да и после рождения он мне покоя не давал.

Глава двадцатая

На восемнадцатом этаже Центра Ричарда Джей Дейли в зале суда 1803 судья Уиллард Джи Петерсон занял свое место, чтобы начать утреннее слушание. Судья Петерсон твердой рукой решал дела о наследстве вот уже шестнадцать лет и в широких кругах был известен как справедливый судья, но на своем веку он много чего наслушался и терпеть не мог всякий вздор.

– Доброе утро, Ваша честь! – приветствовала его Кэтрин, передавая скрепленную степлером пачку документов. – Это ходатайство ответчицы Лены Вудвард, в котором она просит дать время ответить или иным образом оправдаться по иску, предъявленному ее сыном Артуром Вудвардом.

Справа от Кэтрин с натянутыми улыбками стояли Майк Ширли и Сьюзан Купер. Ни Артур, ни Лена на заседании не присутствовали.

Судья взглянул на всех поверх очков и погладил седую бородку.

– Я ознакомился с ходатайством. – Его низкий голос напоминал раскаты грома. – У истца есть возражения?

– Есть, Ваша честь, – несколько резко ответил Ширли. – Слушание по делу назначено на двадцать четвертое января, а это уже через четыре дня. Благополучие матери моего клиента под угрозой. Она страдает серьезным старческим слабоумием, и любое промедление лишь усугубит ее состояние, а возможно, в результате нанесет невосполнимый значительный ущерб ее финансовому благополучию. В иске все изложено предельно ясно. Для чего ответчику дополнительное время?